Сердце — одинокий охотник - Карсон Маккалерс

Глаза у доктора Копленда лихорадочно горели, и он не мог унять нервного движения рук.

— Дочка, давай обсудим все это попозже. Времени уже много, а мне надо кончить работу. Сходи на кухню, посмотри, все ли готово.

Порция встала, пытаясь напустить на себя веселый, беззаботный вид.

— А как ты решил насчет этой премии в пять долларов?

— Пока что я еще не придумал, как тут разумнее поступить, — уклончиво ответил он.

Один из его приятелей, негр-фармацевт, каждый год выдавал премию в пять долларов ученику средней школы за лучшее сочинение на заданную тему. Фармацевт предоставлял доктору Копленду право единолично оценивать представленные работы, а имя победителя объявлялось на рождественской елке у доктора. Тема сочинения в этом году была такая: «Моя жизненная цель: как я могу улучшить положение негритянской расы». Поступила только одна достойная внимания работа. Однако она была написана так по-детски и неразумно, что вряд ли стоило присуждать ей премию. Доктор Копленд надел очки и с глубочайшим вниманием снова прочел сочинение.

«Вот моя жизненная цель. Во-первых, я хочу посещать университет в Тэскиджи, хотя и не желал бы стать таким человеком, как Букер Вашингтон[8] или доктор Карвер[9]. И когда я увижу, что мое образование закончено, я постараюсь быть таким же хорошим адвокатом, как тот, кто защищал парней из Скоттсборо[10]. Я буду брать дела только у цветных против белых. Нашему народу ежедневно и по-всякому внушают, что он — низшая раса. Это неправда. Мы возрождающаяся раса. И уже недолго будем изнемогать под бременем белого человека. Мы не можем только сеять, давая другим пожинать плоды.

Я хочу быть таким, как Моисей, который вывел детей Израилевых из страны поработителей. Я хочу создать Тайное общество цветных вождей и ученых. Все цветные объединятся под началом этих выдающихся вождей и будут готовить восстание. А все другие народы мира, если они сочувствуют несчастной судьбе нашей расы и хотят, чтобы в Соединенных Штатах цветные наконец отделились от белых, придут к ним на помощь. Все цветные объединятся, произойдет революция, и в конце концов цветные займут все земли к востоку от Миссисипи и к югу от Потомака. Я создам могущественное государство под правлением Организации цветных вождей и ученых. Ни одному белому не дадут там паспорта, а если они посмеют приехать, они будут лишены всех законных прав.

Я ненавижу белую расу и буду всегда добиваться, чтобы цветная раса смогла отомстить за все свои страдания. Такова моя жизненная цель».

Доктор Копленд ощущал лихорадочный жар в крови. Часы на столе громко тикали, и этот звук действовал ему на нервы. Разве он мог присудить премию мальчику с такими дикими взглядами? Как же ему решить?

Другие сочинения вообще были лишены всякого содержания. Молодые не желали думать. Они писали только о своих личных честолюбивых целях и вовсе опускали вторую половину темы. Только одно обстоятельство заслуживало внимания. Девять сочинений из двадцати пяти начинались фразой: «Я не хочу быть прислугой». А далее выражалось желание управлять самолетом, стать чемпионом по боксу, священником или танцором. У одной девушки единственной целью в жизни было помогать бедным.

Автором смутившего его сочинения был Лэнси Дэвис. Он узнал его руку прежде, чем перевернул последнюю страницу и увидел подпись. Лэнси ему уже доставил немало хлопот. Его старшая сестра пошла в услужение, когда ей было одиннадцать лет, и ее изнасиловал белый хозяин — уже почти старик. А через год или два доктор получил срочный вызов к Лэнси.

Доктор Копленд подошел к картотеке, хранившейся у него в спальне, — там он вел истории болезней своих пациентов. Он вынул карточку «Миссис Дэн Дэвис с семьей» и проглядел записи, пока не дошел до имени Лэнси. Дата была четырехлетней давности. Сведения о мальчике были занесены более старательно, чем обычно, и чернилами: «Возраст — тринадцать лет, период половой зрелости миновал. Неудачная попытка самокастрации. Повышенная половая возбудимость и гипертрофия щитовидной железы. Бурно рыдал во время двух осмотров, несмотря на незначительную боль. Многословен — любит поговорить, но выражается бессвязно. Благополучная среда, за одним исключением. Люси Дэвис — мать, прачка. Умна, всячески достойна внимания и помощи. Поддерживать связь. Гонорар — 1 доллар (?)».

— В этом году трудно принять решение, — сообщил он Порции. — Но, как видно, все же придется присудить премию Лэнси Дэвису.

— Раз ты все уже решил, давай рассказывай мне о вон тех подарках.

Подарки, которые будут розданы на рождество, лежали на кухне. Тут были бумажные кульки с бакалеей и одеждой, к которым были пришпилены красные рождественские открытки. На елку приглашались все желающие, но те, кто заранее хотел сообщить о своем намерении, заходили (либо просили кого-нибудь из друзей) записать свое имя в гостевой книге, лежавшей на столе в передней. Кульки были навалены на полу. Их было штук сорок, и размер каждого из них определялся потребностями получателя. Некоторые подарки представляли собой небольшие пакетики орехов или изюма, другие — целые ящики, которые с трудом мог поднять взрослый мужчина. Кухня была заставлена вкусными вещами. Доктор Копленд остановился в дверях, и ноздри его раздулись от гордости.

— По-моему, ты в этом году все приготовил на славу. Люди и взаправду расщедрились.

— Капля в море. И сотой доли нет того, что нужно.

— Вот ты всегда так! Я ведь вижу, отец, ты рад-радехонек, а показывать это боишься. Лишь бы поворчать. Тут чуть не целый бушель гороха, двадцать мешков муки, около пятнадцати фунтов грудинки, барабулька, семь десятков яиц, овсянка, банки с томатами и персиками. А сколько яблок, и больше двух десятков апельсинов! Не говоря о разной одежде. И два матраса, и четыре одеяла. Вот это да!

— Капля в море.

Порция показала на большой ящик в углу:

— Ну а с этим что ты будешь делать?

В ящике был всякий хлам: кукла без головы, грязные куски кружева, кроличья шкурка. Доктор Копленд добросовестно изучил каждый предмет.

— Ничего не выбрасывай. Все пойдет в дело. Это подарки наших гостей, у которых не нашлось ничего лучшего. Потом я все это на что-нибудь употреблю.

— Тогда, может, ты осмотришь ящики и мешки, чтобы я могла их завязывать? В кухне прямо не повернешься. Пора бы уж подойти и гостям. А подарки я перетаскаю на черный ход и во двор.

Солнце взошло. День сегодня обещал быть ясным, холодным. Кухня дышала сытными, пряными запахами. На плите закипала кастрюля с кофе, а вся полка в шкафу была заставлена кексами, покрытыми глазурью.

— И ни крошечки от белых. Все от цветных.

— Нет, — возразил доктор Копленд. — Это не совсем верно. Мистер Сингер пожертвовал чек на двенадцать долларов, чтобы купить уголь. Я его пригласил прийти.

— Господи Иисусе! — воскликнула Порция. — Целых двенадцать долларов!

— Я счел возможным к нему обратиться. Он совсем не такой, как другие люди арийской расы.

— Ты прав, — сказала Порция. — А я вот все думаю о нашем Вилли. Как бы я хотела, чтобы и он повеселился тут, на елке! А еще больше — письмецо от него получить. Мучает это меня. Да ладно! Чего уж нам с тобою болтать, пора браться за дело, скоро гости придут. Время уже подошло.

Но времени еще хватало. Доктор Копленд вымылся и тщательно оделся. Он хотел порепетировать речь, которую скажет, когда все придут. Но нетерпение и беспокойство не давали ему сосредоточиться. В десять часов появились первые гости, а через полчаса все уже были в сборе.

— Желаю вам счастливого рождества! — приговаривал почтальон Джон Робертс. Он радостно сновал по набитой людьми комнате, вздернув одно плечо и отирая лицо белым шелковым платком.

— Дай вам бог еще много-много раз праздновать!

Перед домом стояла толпа. Гости не могли протиснуться в дверь и собирались кучками на веранде и во дворе. Никто не лез напролом и не грубил, в толчее был свой порядок. Приятели окликали друг друга, незнакомых знакомили, и они обменивались рукопожатиями. Дети и молодежь жались вместе и старались отойти поближе к кухне.

— Рождественские подарки!

Доктор Копленд стоял посреди передней комнаты, возле елки. У него кружилась голова. Он пожимал руки и растерянно отвечал на приветствия. Ему совали в руки подарки — некоторые были изящно перевязаны ленточками, другие просто обернуты в газету. Он не знал, куда их девать. Воздух становился спертым, а голоса — чересчур громкими. Вокруг него мелькали лица, которых он уже не мог различить. Но постепенно к нему вернулось самообладание. Он сообразил, куда сложить подарки. Головокружение проходило, все вокруг приобрело четкость. Он поправил очки и осмотрелся.